В память об Алексее Петренко .

В память об Алексее Петренко интервью, опубликованное несколько лет назад. Актер театра и кино Алексей Петренко скончался 22 февраля на 79-м году жизни.

– Алексей Васильевич, актеры часто говорят, что жизнь запоминается по гастролям. Вы согласны с этим высказыванием?

– Я думаю, что восприятие гастролей очень зависит от возраста. Когда молодой, гастроли – это приключение. Это романы, это встречи, это знакомства с людьми, с городом. В Калининграде, к примеру, надо побежать на могилу Канта. А пожилые все это воспринимают по-другому. Они уже были на могиле Канта. Им это неинтересно. Они уже свою могилу готовят.

– Мрачновато как-то...

– А как же! Каждый думает, где его похоронят, как. У меня свое восприятие гастролей. Я живу в основном за городом. В Москве бывать не люблю. Кроме автомобилей, когда приезжаю, я там ничего толком не вижу. Разве что приедешь совсем рано утром, когда на улицах пусто. И видно, что Москва красивая, чистая, европейская… Но это редко бывает. А когда копаешься на своем огороде, то забываешь: как это парадно одеться, причесаться, собраться «в свет». И уже умоешься, побреешься, приоденешься – выходишь к зеркалу и понимаешь: батюшки, а ты еще на человека похож! Говорят, что в бою все мобилизуется. Вот также и у актера на гастролях. Надо не ударить в грязь лицом перед новой публикой. А потом встреча с коллегами: тоже радость. Так вроде и не думаешь о них. А увидишь – радость! И все, оказывается, соскучились и любят друг друга! Я же сейчас не работаю в одном театре, где все видят всех каждый день и уже немного поднадоели. А редкие встречи в «проектах», как сейчас говорят, – приносят только удовольствие. «Проекты» – это как курортный роман: быстро, к обоюдному удовольствию.

– Свои два инфаркта вы, говорят, получили на съемочной площадке…

– Первый был, когда мне было 34 года. Я тогда Григория Распутина в «Агонии» играл. Думал: все, конец. А потом потихоньку жизнь в норму пришла. Второй инфаркт догнал меня в шестьдесят. Снимали «Сибирский цирюльник». Но я со своим инфарктом как-то очень удачно вписался в график, на картине это не отразилось. Правда, несколько раз пришлось тайком пробираться из больничной палаты на Красную площадь, где тогда снимались эпизоды…

– То есть можно сказать, что вы буквально «рвали сердце» на роли?

– Как сказать? И в буквальном, физическом смысле порой трудно приходилось. Когда снимали сцену Масленицы, на меня навешали килограммов сорок разного реквизита. Костюмеры не могли все за один раз донести, а мне в этом наряде пришлось с цыганами вприсядку отплясывать.

– Вы работали в репертуарных театрах, потом выбрали жизнь «свободного художника». Что для актера лучше: возможность выбирать или все-таки свой театр, своя вешалка, коллектив вокруг?

– Я хуторянин, кузнец. Поэтому люблю жить наособицу. И это мой способ существования. Но при всем том, считаю, что актеры – они, как лошади, должны иметь свое стойло. Знать, где их место, где травка положена, где вода налита. Другой вопрос, что, может быть, иногда актеру полезно стойло менять. Все-таки за годы к тебе привыкают. Начинают что-то прощать, чего-то не замечать. И ты себе незаметно позволяешь все больше и больше расслабляться. Для обновления крови полезна смена места. Чтобы снова кому-то что-то доказывать. Начинаешь с кем-то конкурировать. Это очень видно на футболе. Посмотрите на наш футбол сейчас: тут и негры, бразильцы… Одно название «русский футбол». Но наши-то рядом, они учатся... Это полезно.

– У вас репутация взрывного человека, который легко может и вспылить, и отказаться от роли, даже самой привлекательной… Все-таки с кем бы вам хотелось поработать?

– Какой я взрывной. Я редко сразу в драку лезу. Меня сперва надо разгорячить маненько… Потом успокаиваюсь, смиряюсь, но на попятную не иду, хотя и жалею о горячности, несдержанности. А вообще-то я иногда даже слишком смиренный. Порой и надо дать сдачи, но терплю. Тяжеловес все-таки. В молодости занимался борьбой. И боксом маленько, но руководитель нашего драмкружка во Дворце пионеров отсоветовал, сказал, что боксерам часто носы ломают. И от борьбы он меня отвадил, пугая на этот раз сломанными ушами.

А что касается желания с кем-нибудь поработать… Я не знаю молодых режиссеров. А хотелось бы. Но молодые работают с молодыми, а меня пугаются, что ли. А так мои желания вполне стандартные: еще раз встретиться с Никитой Михалковым, с Данелией (хотя он сейчас мультиками занимается), с Миттой, с Мотылем, с Масленниковым. Но это я все по своим возрастным категориям хожу. С Бондарчуком хотелось бы. Я все жду, когда он заматереет и займется чем-нибудь серьезным. Тут, глядишь, и я сгожусь.

Автор: Ольга Егошина



Источник