Стивен Фрирз: «Мы старые, и мы выжили»
17.07.2014 15:43
ИСТОРИИ КОТОРЫЕ ПРИШЛИ.
Со Стивеном Фрирзом беседует
В Одессе полным ходом идет международный кинофестиваль. На его открытии Стивен Фрирз получил награду «Золотой Дюк» за вклад в киноискусство. С британским режиссером для «Сеанса» поговорил Станислав Битюцкий.
Стивен Фрирз
— Я большой поклонник вашего фильма «Стукач» (The Hit), и мне не дает покоя вопрос: почему после него вы снимали байопики, драмы, комедии и т.д., но так больше и не сняли ни одного фильма, что называется, с яйцами?
—Извините… (смеется). Я, как ребенок. Делаю, что мне хочется.
— Откуда эта эклектичность британских режиссеров, которые так любят браться за разные жанры и темы?
—Меня просто научили снимать то, до чего руки дотягиваются. Со сценаристом «Стукача» я начал работать еще на ТВ. Я никогда не думал и не планировал снимать, так называемое, авторское кино, выстраивать свой стиль, режиссерский путь. Я получаю удовольствие от самого процесса. Если я нахожу что-то интересное, то стараюсь сделать фильм, который проявит это соответствующим образом, с использованием тех или иных приемов или стилистик.
— Есть такая традиция — раз в десятилетие шутить, что в Британии так и не научились снимать кино. Что там сегодня вообще происходит? Есть ли кто-то за вами, Майком Ли или Кеном Лоучем?
—Вообще, мы героические идиоты. Мы старые, и мы выжили. Я до сих пор не знаю, как нам это удалось, но мы выжили и продолжаем снимать. Новым поколениям сейчас с одной стороны легче, с другой — сложнее. У нас были ясли на канале BBC, где нас всех всему обучали. Это было исключительное время, сейчас такого нет. Поэтому молодым людям теперь намного сложнее, ведь с ними уже никто не возится.
— Вы часто говорите о театре. На ваш взгляд кино вышло из театра?
—Я как-то сказал студентам, если хотите снимать фильмы — поработайте сначала в театре. Один из них спросил: «Зачем?» Я ответил: «Потому что в театре ты узнаешь, что такое драма». Он сказал: «Зачем мне нужно об этом знать?» И я впервые задумался, а не застрелиться ли… Шучу, конечно, но я действительно не понимаю, как можно снимать кино, если у вас нет этого драматического инстинкта.
— Что в таком случае дала вам работа на ТВ, с которой вы начинали?
—Вообще, снимать фильмы — это как ездить на велосипеде. Если ты этому научился, то уже не разучишься, и уже не так страшно это делать. Главное, что дало мне ТВ — способность комфортно и расслаблено чувствовать себя рядом с камерой. В остальном же я всю жизнь работал с очень хорошими сценаристами и просто старался не перенимать у них дурные привычки.
— Мне кажется, или раньше телевидение обладало наивным очарованием, а сегодня оно порой настолько серьезно, что мнит себя чем-то большим, чем кино?
—Я бы не сравнивал британское телевидение 60-70-х, где я начинал, с современным телевидением, тем более, американским. Последнее скорее заполняет ту пустоту, которая существует сегодня в Голливуде. Это совсем разные вещи… Плюс, тогда мы были молоды, мы учились, экспериментировали, ошибались, пытались исправить ошибки. Отсюда и эта наивность. Сейчас все иначе: на ТВ идут большие профессионалы — режиссеры, сценаристы — они знают свое дело, и у них все под контролем.
На съемках фильма о Лэнсе Армстронге
— Вас не разочаровал Голливуд?
—Я потерпел большое поражение, снимая фильмы в рамках голливудских студий, это правда. Это был очень болезненный опыт для меня. Главная проблема, конечно, в том, что я пытался делать популярные фильмы, которые при этом были бы качественными… Это был определенный компромисс. Я восхищаюсь людьми, которым это удается, но сегодня я вижу все меньше и меньше таких фильмов. Возможно, молодежи нравится все, что показывают в кинотеатрах, но это уже не то кино, на котором я вырос, в нем все меньше хороших историй. После него в тебе ничего не остается. Никакого наивного восторга или удивления.
— Что для вас кино сегодня?
—Молодым я часто ходил в кино, это был такой невинный детский опыт. И мне кажется, будучи режиссером, я пытался воссоздать именно это. Я только что говорил с женой по телефону и рассказывал ей, что обычно журналисты спрашивают: «Как вы снимаете фильмы?» — и мне приходится что-то отвечать на это, хотя мне это не особо и интересно. Меня куда больше занимают истории, актеры или рассуждения, о чем фильм. На этом я концентрируюсь в первую очередь как режиссер и как зритель.
— Но при этом большинство ваших фильмов основаны или на реальных событиях, или на литературных источниках…
—Это уже отдельный разговор. За последние десять лет я, действительно, снял много фильмов, основанных на реальных историях. Это очень интересно, потому что жизнь сегодня стала насыщеннее. Стоит вам открыть первую полосу газеты, и перед вами уже готовый сюжет для фильма.
— Так произошло и с историей о съемках фильма о Лэнсе Армстронге?
—Да! Я читал статью в одном английском журнале, и меня она тут же заинтересовала. Я понял, что Лэнс Армстронг — величайший преступник XXI века. И то, что ему удалось провернуть — до сих пор кажется чем-то невероятным.
— Вы не общались с ним лично?
—Зачем? Он же врет постоянно (смеется).
— Когда фильм выйдет на экраны?
—Еще не знаю. Через две недели мы только заканчиваем его, а там как получится.
В Одессе полным ходом идет международный кинофестиваль. На его открытии Стивен Фрирз получил награду «Золотой Дюк» за вклад в киноискусство. С британским режиссером для «Сеанса» поговорил Станислав Битюцкий.
Стивен Фрирз
— Я большой поклонник вашего фильма «Стукач» (The Hit), и мне не дает покоя вопрос: почему после него вы снимали байопики, драмы, комедии и т.д., но так больше и не сняли ни одного фильма, что называется, с яйцами?
—Извините… (смеется). Я, как ребенок. Делаю, что мне хочется.
— Откуда эта эклектичность британских режиссеров, которые так любят браться за разные жанры и темы?
—Меня просто научили снимать то, до чего руки дотягиваются. Со сценаристом «Стукача» я начал работать еще на ТВ. Я никогда не думал и не планировал снимать, так называемое, авторское кино, выстраивать свой стиль, режиссерский путь. Я получаю удовольствие от самого процесса. Если я нахожу что-то интересное, то стараюсь сделать фильм, который проявит это соответствующим образом, с использованием тех или иных приемов или стилистик.
— Есть такая традиция — раз в десятилетие шутить, что в Британии так и не научились снимать кино. Что там сегодня вообще происходит? Есть ли кто-то за вами, Майком Ли или Кеном Лоучем?
—Вообще, мы героические идиоты. Мы старые, и мы выжили. Я до сих пор не знаю, как нам это удалось, но мы выжили и продолжаем снимать. Новым поколениям сейчас с одной стороны легче, с другой — сложнее. У нас были ясли на канале BBC, где нас всех всему обучали. Это было исключительное время, сейчас такого нет. Поэтому молодым людям теперь намного сложнее, ведь с ними уже никто не возится.
— Вы часто говорите о театре. На ваш взгляд кино вышло из театра?
—Я как-то сказал студентам, если хотите снимать фильмы — поработайте сначала в театре. Один из них спросил: «Зачем?» Я ответил: «Потому что в театре ты узнаешь, что такое драма». Он сказал: «Зачем мне нужно об этом знать?» И я впервые задумался, а не застрелиться ли… Шучу, конечно, но я действительно не понимаю, как можно снимать кино, если у вас нет этого драматического инстинкта.
— Что в таком случае дала вам работа на ТВ, с которой вы начинали?
—Вообще, снимать фильмы — это как ездить на велосипеде. Если ты этому научился, то уже не разучишься, и уже не так страшно это делать. Главное, что дало мне ТВ — способность комфортно и расслаблено чувствовать себя рядом с камерой. В остальном же я всю жизнь работал с очень хорошими сценаристами и просто старался не перенимать у них дурные привычки.
— Мне кажется, или раньше телевидение обладало наивным очарованием, а сегодня оно порой настолько серьезно, что мнит себя чем-то большим, чем кино?
—Я бы не сравнивал британское телевидение 60-70-х, где я начинал, с современным телевидением, тем более, американским. Последнее скорее заполняет ту пустоту, которая существует сегодня в Голливуде. Это совсем разные вещи… Плюс, тогда мы были молоды, мы учились, экспериментировали, ошибались, пытались исправить ошибки. Отсюда и эта наивность. Сейчас все иначе: на ТВ идут большие профессионалы — режиссеры, сценаристы — они знают свое дело, и у них все под контролем.
На съемках фильма о Лэнсе Армстронге
— Вас не разочаровал Голливуд?
—Я потерпел большое поражение, снимая фильмы в рамках голливудских студий, это правда. Это был очень болезненный опыт для меня. Главная проблема, конечно, в том, что я пытался делать популярные фильмы, которые при этом были бы качественными… Это был определенный компромисс. Я восхищаюсь людьми, которым это удается, но сегодня я вижу все меньше и меньше таких фильмов. Возможно, молодежи нравится все, что показывают в кинотеатрах, но это уже не то кино, на котором я вырос, в нем все меньше хороших историй. После него в тебе ничего не остается. Никакого наивного восторга или удивления.
— Что для вас кино сегодня?
—Молодым я часто ходил в кино, это был такой невинный детский опыт. И мне кажется, будучи режиссером, я пытался воссоздать именно это. Я только что говорил с женой по телефону и рассказывал ей, что обычно журналисты спрашивают: «Как вы снимаете фильмы?» — и мне приходится что-то отвечать на это, хотя мне это не особо и интересно. Меня куда больше занимают истории, актеры или рассуждения, о чем фильм. На этом я концентрируюсь в первую очередь как режиссер и как зритель.
— Но при этом большинство ваших фильмов основаны или на реальных событиях, или на литературных источниках…
—Это уже отдельный разговор. За последние десять лет я, действительно, снял много фильмов, основанных на реальных историях. Это очень интересно, потому что жизнь сегодня стала насыщеннее. Стоит вам открыть первую полосу газеты, и перед вами уже готовый сюжет для фильма.
— Так произошло и с историей о съемках фильма о Лэнсе Армстронге?
—Да! Я читал статью в одном английском журнале, и меня она тут же заинтересовала. Я понял, что Лэнс Армстронг — величайший преступник XXI века. И то, что ему удалось провернуть — до сих пор кажется чем-то невероятным.
— Вы не общались с ним лично?
—Зачем? Он же врет постоянно (смеется).
— Когда фильм выйдет на экраны?
—Еще не знаю. Через две недели мы только заканчиваем его, а там как получится.
