В очереди на фильм "Стрингер" на кинофестивале в Торонто только-только стали известны результаты71-го Венецианского кинофестиваля, а где-то уже громко возмущался продюсер из Лос-Анджелеса: «Они вручили „Льва“ какому-то шведу и фильму с ужасным названием! Что-то там про голубя. Повезло парню: впервые в конкурсе — и сразу главный приз». Тирада вызвала хихиканье критиков из Нью-Йорка: «Не знать, кто такой „швед с голубем“, — это просто невежество». Да и «парнем» Роя назвать трудно. В марте 2015-го режиссеру исполнилось 72 года.
Однажды познакомившись с фильмами Роя Андерссона, можно стать или его фанатом, или ненавистником. Остаться равнодушным к тому, что делает этот шведский режиссер, невозможно. Его дебют "Шведская история любви", вышедший в 1970 году, без лишних слов показывает первые подростковые чувства. Следующий фильм, снятый через пять лет, провалился в прокате, и Андерссон отошел от большого кино.
Следующие 25 лет он снимал рекламу и короткометражки. Ролики Андерссона стали известны всему миру и легко брали «Каннских львов», будучи легко узнаваемыми и трудно копируемыми.
Уже в рекламе Рой выработал свой стиль: статичная камера, вокруг которой строится декорация и одним дублем снимается все происходящее. В 2000-м Андерссон вернулся в кино с первой частью грядущей трилогии о том, что значит быть человеком. "Песни со второго этажа" получили приз жюри Каннского фестиваля. "Песни" завязаны на последствия кризиса 1990-х в Швеции, пристально разглядывают маленького человека, бюрократов, религиозное лицемерие и отголоски нацизма. Андерсон не уподобился Терренсу Малику и не ускорился после успеха. До выхода второго фильма "Ты, живущий" прошло семь лет, которые он потратил на столь же скрупулезную работу по выстраиванию своих кадров. И, наконец, лента "Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии" — завершающая часть трилогии о том, что значит быть человеком — увидела свет на Венецианском кинофестивале в 2014 году и получила «Золотого льва».
Рой Андерссон приехал в Россию, чтобы представить "Голубя" и поддержать книгу Антона Долина «Похвала банальности», посвященную постановщику. Перед премьерой в Санкт-Петербурге Андерссон поднялся на сцену и первым делом пошутил: «Простите, я с трудом хожу, потому что у меня вывих левого бедра. Как у Бергманна. Только у него, естественно, было вывихнуто правое!» Своего покойного коллегу Рой подкалывает постоянно — из-за правых политических взглядов классика. На то, что его называют «слэпстик-Бергманом», не обижается.
У нас всего 15 минут. Режиссер говорит довольно медленно, аккуратно подбирая слова, но с трудностями перевода проблем у него не возникает ни разу.
— Спасибо вам за образ той дамы из фильма "Ты живущий", которая поет про мотоцикл. Я смотрела и думала: наконец-то про меня кто-то кино снял!
(Рой смеется, но потом переходит на абсолютно серьезный тон.)
— Ты знаешь, меня иногда обвиняют в том, что я некорректно показываю женщин.
— О нет, я не обвиняю. Напротив, они у вас очень разные, очень реалистичные, я бы сказала.
— Вообще я очень люблю женщин! И чувствую некую ответственность, когда сочиняю женщин для своих фильмов. У меня две дочери, так что ответственность велика, несмотря на то что я в разводе. Знаешь, я вырос в обществе, где женщинам отводилось место на кухне, а мужчины должны были вкалывать на работе. Но в своем следующем фильме я покажу совсем других женщин!
— Вы уже знаете, о чем будет ваш следующий фильм? Четвертый фильм трилогии?
— (Рой смеется.) Этот фильм будет с нарративом. Будет рассказчик, точнее, рассказчица. Как Шахерезада. В основе лежат сказки «1000 и одной ночи». Правда, это будет такая современная Шахерезада, смесь реалистичной рассказчицы и феи.
— Я смотрела "Голубя" на фестивале в Торонто, сидя рядом с Майком Ли.
— Правда?
— Он ваш большой поклонник! И он считает "Песни со второго этажа" одним из десяти своих самых любимых фильмов.
— Надо же!
— Вы бы смогли назвать свои самые любимые фильмы?
— Думаю, что я могу! Давай попробуем три. (Рой загибает пальцы.) Мой самый любимый — "Похитители велосипедов" Витторио Де Сики. Это самый человечный фильм в истории кино. "Виридиана" Луиса Бунюэля — самый умный фильм в истории кино. "Хиросима, моя любовь" Алена Рене — самый поэтичный фильм в истории кино. У меня вообще много любимых фильмов: "Крик" Антониони, его же "Ночь"; люблю фильмы Марселя Карне, Жана Ренуара. Русские фильмы тоже люблю, особенно те, что вышли в конце 1950-х: "Летят журавли", "Баллада о солдате", "Дама с собачкой" (это название Андерссон произносит по-русски — Прим. авт.). Они были невероятно романтичными, по-моему. И сняты со смыслом, очень человечные.
— Один из героев вашего первого фильма «Шведская история любви» говорит: «В этом мире больше нет места одиночкам». Это было 45 лет назад. Как считаете, мир изменился?
— Вот это интересно. Недавно я был в Нью-Йорке, показывал там реставрированную копию «Любви». Кажется, это было пару недель назад. Такой живой город! Знаешь, что интересно? Самый интересный и лучший художник современности Эдвард Хоппер жил и работал в Нью-Йорке, но в его картинах сквозит одиночество. Он жил в таком ярком и живом городе — кругом люди, суматоха, все бегут, — а он писал картины об одиночестве.
— То есть за всеми современными средствами коммуникаций — от телефонов до соцсетей — люди стали более одинокими?
— Думаю, что да. В мире будет все больше и больше одиночества. (Рой вздыхает.) К сожалению.
— Как думаете, герои «Истории любви» дальше жили бы вместе?
— Нет. Хотя я мог бы сделать из этой истории хит бокс-офиса. Меня очень просили. Но ты же видела их родителей.
(Известно, что продюсеры " Шведской истории любви" умоляли Андерссона снять сиквел про Пера и Аннику, показать их взрослыми, но режиссер был неумолим.)
— Я завязал с нарративом надолго. Перестал снимать коммерческое кино. Меня гораздо больше интересует показ фрагментов... Как это по-английски?
— Можно по-шведски. Я посмотрю потом в словаре.
— Нет, постой, я вспомню. Бытия! Фрагменты бытия! Вот они меня больше интересуют.
— Свои фрагменты вы снимаете, зафиксировав камеру и построив вокруг нее площадку?
— Совершенно верно.
— И какая сцена была самой сложной для осуществления?
— Пожалуй, сцена из «Песен со второго этажа». Та, где приносят в жертву девочку. Тысяча человек в массовке, очень трудно с ними было. А в фильме «Ты, живущий» есть сцена с двигающейся квартирой. Мы с ней намучились! В «Голубе» с Карлом XII пришлось повозиться. Когда он марширует на Полтаву и заезжает в кафе, эта сцена длится 11 минут. У нас ушло два месяца на то, чтобы снять ее. Нужно было репетировать все это с лошадьми, а они не любят сниматься в кино!
[video]https://youtu.be/lcw2k-7H3k8[/video]
(Андерссон принципиально воздерживается от крупных планов. Когда его спрашивают почему, он рассказывает про Илью Репина. Его картинам не нужны крупные планы. Сам же он берет общий план и держит до конца сцены.)
— Я снимаю так, потому что всегда завидовал художникам. Взять историю искусства и историю кино. К картине можно подойти в музее, встать рядом и стоять, сколь угодно долго. Можно несколько минут или часов смотреть на одну-единственную картину. Но в кино так мало фильмов такого качества! И мне было завидно, что в кино тратится столько времени на каждую сцену, а зритель не может толком рассмотреть ее. И в какой-то момент я стал снимать одним дублем, без монтажных склеек. Когда работаешь с дублями, теряешь время, теряешь концентрацию. Когда ты постоянно двигаешь камеру, снимаешь по несколько дублей, то зачастую не сразу получается завершить сцену. Поэтому режиссеры оставляют это для монтажной. Лишние движения камеры ради смены плана призваны сделать сцену интереснее, чем она есть на самом деле. А если у тебя камера зафиксирована, то ты сразу должен выстроить все идеально, иначе ничто не поможет.
— То есть у вас никогда не бывает удаленных сцен?
— Нет, никогда.
— А вы перешли с пленки на цифру?
— "Голубь сидел на ветке, размушляя о бытии" снят на цифру. И я с огромным удовольствием перешел на нее!
— В Голливуде некоторые режиссеры пытаются спасти пленку, протестуют против цифровых камер.
— Я сам какое-то время был наивным романтиком, любил пленку, но на сегодняшний день качество цифровой съемки просто великолепное. Можно снять все что угодно. Даже ощущение пленочного зерна можно добавить.
— У вас в фильмах бывают сцены со спецэффектами?
— Иногда приходится разрешать некоторые ситуации, прибегая к спецэффектам. К примеру, взять ту же сцену с Карлом. Чтобы показать, как на заднем плане маршируют солдаты и проезжают всадники на лошадях, нам пришлось размножить их на компьютере. Можно было, конечно, заставить их ходить по кругу.
— Я думала, вы так и снимали.
— Ну, совсем немножко.
— А та сцена в «Песнях со второго этажа» в финале, когда все стремятся к стойке в аэропорте, — это тоже со спецэффектами снимали?
— О нет. Там мы воспользовались trompe-l’œil. Это «обман зрения» по-французски. Я могу продлить площадку, нарисовав дополнительный задник.
Loading player...
— Если бы вам встретились те горе-продавцы из «Голубя», что бы вы у них купили? Маску однозубого дядюшки, вампирские зубы или мешок со смехом?
— (Рой хохочет.) Я бы ничего у них не купил! Вообще я попытался с помощью этих коммивояжеров пошутить над дурацким периодом в истории кино, который сейчас мы наблюдаем. Все наши молодые режиссеры хотят достичь успеха, и им кажется, что нужно обязательно переехать из Швеции в Голливуд и играться с вампирскими зубами! Сейчас столько фильмов про вампиров снимается, что с ума сойти можно.
— Что бы вы посоветовали тем, кто хочет снимать кино, но никак не решается?
— Разумеется, нужно верить в себя. И, что очень важно, никогда не терять эту веру. Нужно быть терпеливым, чтобы осуществить свои идеи. И надо быть серьезным и честным. И не сдаваться!
Пока Рой расписывается мне на книге, я успеваю спросить его про Бергмана. Что у него с ним такое? «О, у меня с ним все прекрасно! Мне просто не нравятся его политические взгляды! — смеется режиссер. — Я люблю несколько его фильмов, но далеко не все. Все-таки зря он был правым».
Источник:
