Вышедший 7 января на российские экраны «Выживший» стал главным событием минувшего года не только из-за великолепной игры ДиКаприо и Харди, творческой смелости и точной режиссуре Иньярриту, но во многом – благодаря феноменальной съемке оператора по прозвищу Чиво. Эммануэля Любецки.
Фильмы, в которых Чиво выступает связующим звеном между режиссером и актерами, зрителем и миром картины, заметны невооруженным глазом даже для обычного зрителя. Даже в трейлере видна та невероятная «проявленность», осязаемость его синематографии.
Когда я еще не увлекался кино так сильно и был тем самым обычным зрителем, я впервые увидел «Дитя человеческое». Фильм чем-то очень сильно зацепил меня, но я никак не мог понять, чем именно. Дело явно было не в сюжете или героях, экшене или диалогах – аспектах, на которые мы более-менее привыкли обращать внимание в кино. Я не мог понять, почему фильм был таким… реальным.
Несколько раз я пересматривал сцену, где герой выходит со стаканчиком кофе из кафе, а за его спиной раздается взрыв. Почему она ощущается так достоверно? Может, это какая-то новая супер-камера? Спецэффект? В чем дело? Почему простая вроде сцена пробирает до дрожи? Пройдет несколько лет, пока до меня дойдет, в чем было дело.
Недавно я задумался над еще одним вопросом – а что, если бы «Бердмана» снимал не Иньярриту с Чиво? Те же актеры, тот же сценарий – но снимали бы их какие-нибудь профи среднего звена. Умелые, но не обладающие подобным уникальным чувством материала. Появился бы этот фильм вообще на радаре Киноакадемии?
И дело не в том, что сценарий «Бердмана» плох, несамостоятелен и неинтересен сам по себе. Просто он действительно требователен. Без высчитанного до секунды ритма, превращающего фильм в пульсирующий живой сон, история могла просто не зацепить зрителя. После этого невольно задумываешься над тем, какие фильмы, показавшиеся нам скучными и мертвыми могли бы стать шедеврами, возьмись за них режиссеры, способные нащупать этот самый пульс истории и донести до зрителя не просто сюжет и переживания героев, но внутреннюю энергию каждой истории.
Работа оператора – не самый простой аспект кино для понимания и оценки. Что в постановке кадра решает режиссер, а что – оператор? Кого хвалить за те или иные находки, кого винить в слишком зажатых кадрах, мельтешении, трясущейся камере? С актерской игрой все тоже не до конца очевидно, ведь в нее вносят свою лепту и направления режиссера, и игра коллег-актеров. Но когда мы следим за карьерой звезды, сравниваем его игру в разных фильмах под управлением разных режиссеров, мы можем попытаться удалить переменные и выделить то, что явно заложено в самом человеке. С операторами это тоже работает, просто мы не привыкли обращать внимание на их имена и следить за их карьерой. Я – не исключение. Но именно Любецки заставил меня изменить это.
Многие фотографы навинчивают на свои дорогие объективы фильтры от ультрафиолета, чтобы беречь не столько матрицу от облучения, сколько переднюю линзу – от царапин. Я свой в конце концов скрутил, потому что жертвовать даже микроном четкости кадра ради безопасности линзы не хотелось.
Кадры Любецки наводят на мысль, что ему умудрилось скрутить со своей камеры все лишние стекла, которые мешают всем остальным. Потому что подобного ощущения исчезнувшего барьера между мной и миром фильма я не встречал больше нигде. Кажется – протяни руку – и можно дернуть ДиКарприо за бороду, погладить медведицу, поправить челку Эмме в «Бердмане», поймать пролетающий мимо Сандры болт в «Гравитации».
Это не просто божественно красиво, это не какой-то эфемерный эффект присутствия. Любецки один снимает настоящее 3D. Не то которое выпячивает фильм в пространство кинозала, а то, что всасывает тебя в экран, помещая в центр повествования. Как можно не пригибаться под пулями в «Дитя человеческом», не пятиться от наступающего тумана в «Сонной Лощине», не дышать на отмороженные снегом ладони вместе с полумертвым ДиКаприо?
Да, гениальных операторов за столетие кинематографа было немало, но даже Роджер Дикинс («Скайфолл», «Пленницы», «Старикам тут не место», «Побег из Шоушенка», «Большой Лебовски») мыслит кадр исключительно как полотно, как холст, на который нужно смотреть со стороны. Как отражение мира, а не как параллельную вселенную, куда можно затащить зрителя.
Любецки становится не просто нашими глазами в мире картины, он имеет наглость становиться полноценным героем этих событий. Его камера умеет не только заглядывать в глаза и отыскивать для нас красиво подсвеченные веточки – она умеет бояться, шарахаться от взрывов, прятаться от пуль вместе с героями, захлебываться в бурном течении реки. Это абсолютно потрясающе. И это настолько выше, богаче, живее того, что делают все остальные, что непонятно, почему у него всего два «Оскара». Если в этом году он не получит третий подряд, это будет еще более возмутительно, чем прокатить ДиКаприо даже после того, как он лег под медведицу.
И вот это «третий подряд» наводит на опасения. «Гравитация» и «Бердман» были не просто главными фильмами своих «Оскаров», они возвышались и в фильмографии своих режиссеров. Что если Любецки не вернется в следующем году к Иньярриту или Куарону, а сбежит обратно к Малику, чтобы снять еще один прекрасный визуально, но абсолютно непонятный фильм? Смогут ли два этих мексиканских режиссера продолжить свое победоносное шествие без него?
Признаюсь, я правда не понимаю ленты Терренса Малика, к его фильмам относятся по-разному: кто-то считает их пустым претенциозным дерьмом, кто-то – глубокими шедеврами. Я не знаю, правда, понимает ли их при этом кто-нибудь, включая автора, потому что по сравнению с ними даже «Малхолланд драйв» кажется простым, как «Колобок».
Возможно, это малодушно, но я не хочу, чтобы Чиво, как называют его коллеги, возвращался к Малику. Я с удовольствием посмотрю на еще один его фильм с Иньярриту или Куароном, но еще больше я хотел бы увидеть продукт его сотрудничества с другими экспериментаторами. Например, Шейном Каррутом («Примесь», «Детонатор»), который и так снимал свой последний фильм в очень близком стиле, там преграды тоже почти не чувствовалось.
Можно отдать Любецки Гарланду («Из Машины») или еще лучше – Дени Вильневу («Сикарио», «Пленницы», «Враг»), посмотрим, что они натворят вместе, сравним с результатом сотрудничества Вильнева и Дикинса.
Как бы то ни было, с кем бы Любецки ни собрался снимать свою следующую ленту, я точно буду ждать ее с нетерпением. И велик шанс того, что он и ее приведет к «Оскару» своей дьявольской магией.
Возможно, самый впечатляющий долгий дубль в истории кино в исполнении Любецки. Сцена в машине из «Дитя человеческого»
Loading player...
Материал:
