Клаустрофоб со стажем.
25.04.2014 13:55
ИСТОРИИ КОТОРЫЕ ПРИШЛИ.
Роман Полански о том, почему за последние сорок лет мир изменился к худшему
и почему снимать фильмы интереснее, чем кататься на лыжах
Автор: Антон Долин
Фото: Варвара Гранкова
В прокат выходит новый фильм великого «Венера в мехах». Он поставлен не по одноименной книге Леопольда Захер-Мазоха, а по пьесе , в которой всего два персонажа: режиссер и актриса. Она приходит на прослушивание, а он разыгрывает вместе с ней историю садомазохистской любви. В главных ролях Полански задействовал свою жену Эмманюэль Сенье и . Накануне премьеры «Венеры в мехах» обозреватель «Пятницы» задал несколько вопросов самому Полански.
— В «Резне» у вас было всего четверо персонажей, в «Венере в мехах» их уже двое.
— А в моем первом фильме, «Нож в воде», их было трое. Не думайте, что чем меньше актеров, тем проще. Наоборот. Но я люблю испытывать себя, иначе мне скучно.
— Что дальше? Монофильм, с одним актером?
— Это вряд ли. Двое — это конфликт. А конфликт с самим собой? Мастурбация какая-то.
— Почему вы остановились именно на этих артистах?
— Вы что, знаете кого-то лучше? Эмманюэль я решил взять на роль в самом начале, когда пьесу читал. Насчет актера думал дольше. Но знал, что полдела уже сделано!
— А почему герой Амальрика в фильме так похож на вас? Это автопортрет?
— Есть определенные параллели. Я тоже начинал в театре, мне было 14 лет: я играл главную роль в одной советской пьесе, «Сыне полка» по , и у меня был сумасшедший успех. Иногда я испытываю ностальгию по тем временам. Сейчас я редко работаю в театре, но случается: иногда оперы ставлю. Обожаю сам запах театра. Давно хотел сделать фильм, действие которого от начала до конца происходило бы в театре. Но на этом элементы автобиографии заканчиваются. А с Амальриком я познакомился с подачи , у которого тот играл в «Мюнхене». Когда я ему позвонил, Матье ужасно обрадовался: «Давно хотел познакомиться, все говорят, что я на вас ужасно похож». Получилось смешно.
— Как и фильм. Что привлекло вас в пьесе Дэвида Айвза?
— Ее потрясающая ирония, особенно в отношении сексуальных сцен. Мне нравится идея смехотворной актрисы-неудачницы, которая отчасти еще и богиня, спустившаяся с небес, чтобы наказать смертного. Потрясающая находка — роль, в которой женщина может быть смешной и в то же время угрожающей.
— Каково снимать в одном павильоне? Закрытым пространствам так или иначе посвящены лучшие ваши картины — «Отвращение», «Тупик», «Жилец».
— Я не имел в виду никаких отсылок к другим картинам, но (что поделать) все эти фильмы действительно снял один и тот же человек, пересечения неизбежны. Клаустрофобия — вообще мой конек. Однако, согласитесь, я и на воздухе поработал немало. «Пиратов» помните? А «Китайский квартал», «Пианист». Такое у меня впервые: всего два актера в одном пустом театре. Непросто было сделать так, чтобы публика не заснула и чувствовала напряжение, смеялась, задавалась вопросами и искала на них ответы.
— Режиссер в вашем фильме регулярно выходит из себя. Вы тоже так себя ведете на площадке?
— Герой Матье может взорваться, если что-то сделано неправильно, разрушено, испорчено. Он ведет себя, как будто он у себя на кухне, и его по-человечески можно понять. Но я выхожу из себя лишь в случае тотальной неудачи. Не помню ни разу, чтобы она происходила из-за актеров. Да и понимаете, я в этой профессии уже давно. У меня есть определенная репутация, и всем актерам она прекрасно известна. Плюс, я стараюсь снимать только хороших актеров. А они отличаются от плохих тем, что умеют играть. Я даю им играть. Веду себя как дирижер с оркестром: если музыканты хороши, то он незаметно ими управляет, но ему заранее известно, что музыка будет сыграна превосходно. Что здесь может не получиться?
Больше всего я люблю находиться на съемочной площадке. Мне нравятся, например, горные лыжи, но никакое удовольствие от спуска с горы не сравнится с радостью от съемок кино — причем не заказного, а такого, которое я придумал сам и делаю для себя. Нет, монтаж это тоже прекрасно, но выматывает больше. На площадке другое: ты работаешь изо всех сил, выкладываешься по полной, а энергия не убывает, как бы много часов ты там ни провел. Потом, можно пойти домой и отдохнуть. От монтажа отдохнуть не получится: лично я продолжаю монтировать про себя везде — за рулем, в душе. Это же потрясающе: приняв правильное решение, ты можешь полностью изменить будущий фильм.
— Недавно вы изменили один старинный фильм: документальную картину «День чемпиона», которую вы спродюсировали. Откуда возник этот странный проект?
— Эта история началась в 1968-м, в Каннах — тот самый фестиваль, который был прерван посередине. Я тогда был в жюри. Там участвовал документальный фильм «Королева», о конкурсе красоты трансвеститов в Нью-Йорке; режиссера, очень талантливого, звали Фрэнк Саймон. Думаю, если бы фестиваль все-таки закончился, он получил бы приз: отличный был фильм. А я в те годы очень увлекался гонками и дружил с гонщиком Джеки Стюартом: мечтал снять о нем документальный фильм, но не очень понимал как. Когда Джеки собирался участвовать в гонке в Монте-Карло, он пригласил меня заснять это, но я не мог — работал тогда над другим проектом. И я предложил Фрэнку Саймону сделать это. Фильм был сделан, показан в , прошел почти незамеченным, а потом был потерян и забыт. Недавно мне позвонили из : «У нас хранится технический негатив фильма о гонках, который вы спродюсировали, и мы чистим архивы. Хотите его? Или выбрасывать?» Я подумал секунду, забрал фильм, а потом решил реставрировать, перемонтировать и доделать его, сняв новый материал! Так получился «День чемпиона». Прекрасная картина, напоминающая мне о счастливых 1970-х и о гонщиках, гладиаторах той эпохи.
— Это был самый счастливый период вашей жизни?
— Не только моей, но всей западной цивилизации: 1960-1970-е, зазор между появлением противозачаточных таблеток и возникновением СПИДа. Свобода секса, которую вдруг получили мужчины и женщины, отражена в фильмах, книгах, музыке, моде той эпохи.
— Как, по-вашему, изменился мир с тех пор?
— Мы медленно, но верно погружаемся в эпоху, сходную с той, что человечество переживало до века Просвещения. Пуританство завоевывает мир. Лицемерие масс-медиа — лишь одна из иллюстраций этого факта, но наглядная. Слово fuck, казалось бы, уже можно использовать не только в речи, но и в кино, но как только фильм попадает на общественное или оказывается в программе какой-то авиалинии, неприличные слова приходится запикивать. И знаете что? С каждым годом список запрещенных слов все больше. Теперь нельзя говорить bitch и son of the bitch, но также запрещено слово witch, ведь его могут случайно принять за bitch! Нельзя говорить слова «оргазм» или «мастурбация», это само собой. Но и цифру «69» произносить нельзя!
— Вы, по счастью, живете и работаете в Европе.
— Да, но Америка на сегодняшний день занимает половину рынка.
— Что вы испытываете, когда приезжаете на большой фестиваль представлять новый фильм? Особенно сейчас, после того, как на одном из таких фестивалей вас арестовали?
— Я чувствую себя, как в зоопарке, причем не с той стороны решетки, с которой хотел бы оказаться. Но есть в этом и что-то восхитительное. Замыслы некоторых фильмов родились у меня именно на фестивалях. Чтобы не ходить далеко, «Венеру в мехах» я задумал в Каннах. Агент сунул мне пьесу со словами «почитай на досуге». И вот я стою в «Карлтоне», делать нечего, до следующего мероприятия еще час, и от скуки принялся за чтение. А потом вдруг понял, что хохочу в голос. Кстати, книгу Леопольда Захер-Мазоха «Венера в мехах» я так и не успел прочесть и не тороплюсь. Меня совершенно не интересует садомазохистский аспект отношений мужчины и женщины.
— Но песню The Velvet Underground «Venus in furs» вы точно слышали. Почему решили не включать ее в фильм? Или музыку ?
— Просто ни песня, ни музыка Берга мне не подошли. К тому же у меня прекрасные взаимоотношения с композитором Александром Депла. Он очень удивился, когда узнал, что мне понадобится много музыки: он знал, что в фильме будет много диалогов. Но я хотел, чтобы моя картина была не реалистической, а двойственной, сюрреалистической. Он мне, конечно, очень помог: его музыка уносит зрителя куда-то в другой мир. А по поводу Альбана Берга… Это идея для моего героя, а не для меня. «Для интерлюдий я хотел бы использовать Берга», — говорит он. «Круто!» — реагирует актриса. Он сразу радуется: «О, вы знаете Берга?» — «Нет, а кто это?» — простодушно интересуется она.
— В этом диалоге и многих других ощущается ваше особенное отношение к Эмманюэль Сенье — вашей актрисе, жене, музе на протяжении четверти века. Как она изменилась за эти годы в профессиональном отношении?
— Она растет и развивается, как любая хорошая актриса. Но хорошие роли ей почти не предлагают. От многих она, конечно, отказывалась, но ей редко предоставлялась возможность показать свои способности по-настоящему. А ведь она начинала в театре… Вот я и подумал, что сыграть театральную актрису, которой в жизни не очень везло, она сможет лучше многих.
— Зато вас точно невозможно назвать недооцененным. Что вы чувствуете, когда вам вручают очередной приз? Не устали от них?
— Получать их мне нравится, а иметь — безусловно, лучше, чем не иметь. Иногда ты получаешь признание от людей, которые для тебя особенно важны: не скрою, мне было приятно получить «Оскар» от Американской академии. И, конечно, «Золотую пальмовую ветвь». Но, перебирая награды, я никогда не пересматриваю фильмы, за которые они мне достались. Это выводит меня из равновесия: всегда вижу — что-то следовало бы улучшить, а это невозможно.
Досье:
1933 18 августа родился в Париже.
1954 Дебютировал как актер в фильме Анджея Вайды «Поколение».
1962 Снял свой первый фильм, триллер «Нож в воде».
1966 Выиграл «Золотого медведя» в Берлине за фильм «Тупик».
2002 Снял картину «Пианист», за которую получил «Золотую пальмовую ветвь» в Каннах и «Оскар» за режиссуру.
Читайте далее:
и почему снимать фильмы интереснее, чем кататься на лыжах
Автор: Антон Долин
Фото: Варвара Гранкова
В прокат выходит новый фильм великого «Венера в мехах». Он поставлен не по одноименной книге Леопольда Захер-Мазоха, а по пьесе , в которой всего два персонажа: режиссер и актриса. Она приходит на прослушивание, а он разыгрывает вместе с ней историю садомазохистской любви. В главных ролях Полански задействовал свою жену Эмманюэль Сенье и . Накануне премьеры «Венеры в мехах» обозреватель «Пятницы» задал несколько вопросов самому Полански.
— В «Резне» у вас было всего четверо персонажей, в «Венере в мехах» их уже двое.
— А в моем первом фильме, «Нож в воде», их было трое. Не думайте, что чем меньше актеров, тем проще. Наоборот. Но я люблю испытывать себя, иначе мне скучно.
— Что дальше? Монофильм, с одним актером?
— Это вряд ли. Двое — это конфликт. А конфликт с самим собой? Мастурбация какая-то.
— Почему вы остановились именно на этих артистах?
— Вы что, знаете кого-то лучше? Эмманюэль я решил взять на роль в самом начале, когда пьесу читал. Насчет актера думал дольше. Но знал, что полдела уже сделано!
— А почему герой Амальрика в фильме так похож на вас? Это автопортрет?
— Есть определенные параллели. Я тоже начинал в театре, мне было 14 лет: я играл главную роль в одной советской пьесе, «Сыне полка» по , и у меня был сумасшедший успех. Иногда я испытываю ностальгию по тем временам. Сейчас я редко работаю в театре, но случается: иногда оперы ставлю. Обожаю сам запах театра. Давно хотел сделать фильм, действие которого от начала до конца происходило бы в театре. Но на этом элементы автобиографии заканчиваются. А с Амальриком я познакомился с подачи , у которого тот играл в «Мюнхене». Когда я ему позвонил, Матье ужасно обрадовался: «Давно хотел познакомиться, все говорят, что я на вас ужасно похож». Получилось смешно.
— Как и фильм. Что привлекло вас в пьесе Дэвида Айвза?
— Ее потрясающая ирония, особенно в отношении сексуальных сцен. Мне нравится идея смехотворной актрисы-неудачницы, которая отчасти еще и богиня, спустившаяся с небес, чтобы наказать смертного. Потрясающая находка — роль, в которой женщина может быть смешной и в то же время угрожающей.
— Каково снимать в одном павильоне? Закрытым пространствам так или иначе посвящены лучшие ваши картины — «Отвращение», «Тупик», «Жилец».
— Я не имел в виду никаких отсылок к другим картинам, но (что поделать) все эти фильмы действительно снял один и тот же человек, пересечения неизбежны. Клаустрофобия — вообще мой конек. Однако, согласитесь, я и на воздухе поработал немало. «Пиратов» помните? А «Китайский квартал», «Пианист». Такое у меня впервые: всего два актера в одном пустом театре. Непросто было сделать так, чтобы публика не заснула и чувствовала напряжение, смеялась, задавалась вопросами и искала на них ответы.
— Режиссер в вашем фильме регулярно выходит из себя. Вы тоже так себя ведете на площадке?
— Герой Матье может взорваться, если что-то сделано неправильно, разрушено, испорчено. Он ведет себя, как будто он у себя на кухне, и его по-человечески можно понять. Но я выхожу из себя лишь в случае тотальной неудачи. Не помню ни разу, чтобы она происходила из-за актеров. Да и понимаете, я в этой профессии уже давно. У меня есть определенная репутация, и всем актерам она прекрасно известна. Плюс, я стараюсь снимать только хороших актеров. А они отличаются от плохих тем, что умеют играть. Я даю им играть. Веду себя как дирижер с оркестром: если музыканты хороши, то он незаметно ими управляет, но ему заранее известно, что музыка будет сыграна превосходно. Что здесь может не получиться?
Больше всего я люблю находиться на съемочной площадке. Мне нравятся, например, горные лыжи, но никакое удовольствие от спуска с горы не сравнится с радостью от съемок кино — причем не заказного, а такого, которое я придумал сам и делаю для себя. Нет, монтаж это тоже прекрасно, но выматывает больше. На площадке другое: ты работаешь изо всех сил, выкладываешься по полной, а энергия не убывает, как бы много часов ты там ни провел. Потом, можно пойти домой и отдохнуть. От монтажа отдохнуть не получится: лично я продолжаю монтировать про себя везде — за рулем, в душе. Это же потрясающе: приняв правильное решение, ты можешь полностью изменить будущий фильм.
— Недавно вы изменили один старинный фильм: документальную картину «День чемпиона», которую вы спродюсировали. Откуда возник этот странный проект?
— Эта история началась в 1968-м, в Каннах — тот самый фестиваль, который был прерван посередине. Я тогда был в жюри. Там участвовал документальный фильм «Королева», о конкурсе красоты трансвеститов в Нью-Йорке; режиссера, очень талантливого, звали Фрэнк Саймон. Думаю, если бы фестиваль все-таки закончился, он получил бы приз: отличный был фильм. А я в те годы очень увлекался гонками и дружил с гонщиком Джеки Стюартом: мечтал снять о нем документальный фильм, но не очень понимал как. Когда Джеки собирался участвовать в гонке в Монте-Карло, он пригласил меня заснять это, но я не мог — работал тогда над другим проектом. И я предложил Фрэнку Саймону сделать это. Фильм был сделан, показан в , прошел почти незамеченным, а потом был потерян и забыт. Недавно мне позвонили из : «У нас хранится технический негатив фильма о гонках, который вы спродюсировали, и мы чистим архивы. Хотите его? Или выбрасывать?» Я подумал секунду, забрал фильм, а потом решил реставрировать, перемонтировать и доделать его, сняв новый материал! Так получился «День чемпиона». Прекрасная картина, напоминающая мне о счастливых 1970-х и о гонщиках, гладиаторах той эпохи.
— Это был самый счастливый период вашей жизни?
— Не только моей, но всей западной цивилизации: 1960-1970-е, зазор между появлением противозачаточных таблеток и возникновением СПИДа. Свобода секса, которую вдруг получили мужчины и женщины, отражена в фильмах, книгах, музыке, моде той эпохи.
— Как, по-вашему, изменился мир с тех пор?
— Мы медленно, но верно погружаемся в эпоху, сходную с той, что человечество переживало до века Просвещения. Пуританство завоевывает мир. Лицемерие масс-медиа — лишь одна из иллюстраций этого факта, но наглядная. Слово fuck, казалось бы, уже можно использовать не только в речи, но и в кино, но как только фильм попадает на общественное или оказывается в программе какой-то авиалинии, неприличные слова приходится запикивать. И знаете что? С каждым годом список запрещенных слов все больше. Теперь нельзя говорить bitch и son of the bitch, но также запрещено слово witch, ведь его могут случайно принять за bitch! Нельзя говорить слова «оргазм» или «мастурбация», это само собой. Но и цифру «69» произносить нельзя!
— Вы, по счастью, живете и работаете в Европе.
— Да, но Америка на сегодняшний день занимает половину рынка.
— Что вы испытываете, когда приезжаете на большой фестиваль представлять новый фильм? Особенно сейчас, после того, как на одном из таких фестивалей вас арестовали?
— Я чувствую себя, как в зоопарке, причем не с той стороны решетки, с которой хотел бы оказаться. Но есть в этом и что-то восхитительное. Замыслы некоторых фильмов родились у меня именно на фестивалях. Чтобы не ходить далеко, «Венеру в мехах» я задумал в Каннах. Агент сунул мне пьесу со словами «почитай на досуге». И вот я стою в «Карлтоне», делать нечего, до следующего мероприятия еще час, и от скуки принялся за чтение. А потом вдруг понял, что хохочу в голос. Кстати, книгу Леопольда Захер-Мазоха «Венера в мехах» я так и не успел прочесть и не тороплюсь. Меня совершенно не интересует садомазохистский аспект отношений мужчины и женщины.
— Но песню The Velvet Underground «Venus in furs» вы точно слышали. Почему решили не включать ее в фильм? Или музыку ?
— Просто ни песня, ни музыка Берга мне не подошли. К тому же у меня прекрасные взаимоотношения с композитором Александром Депла. Он очень удивился, когда узнал, что мне понадобится много музыки: он знал, что в фильме будет много диалогов. Но я хотел, чтобы моя картина была не реалистической, а двойственной, сюрреалистической. Он мне, конечно, очень помог: его музыка уносит зрителя куда-то в другой мир. А по поводу Альбана Берга… Это идея для моего героя, а не для меня. «Для интерлюдий я хотел бы использовать Берга», — говорит он. «Круто!» — реагирует актриса. Он сразу радуется: «О, вы знаете Берга?» — «Нет, а кто это?» — простодушно интересуется она.
— В этом диалоге и многих других ощущается ваше особенное отношение к Эмманюэль Сенье — вашей актрисе, жене, музе на протяжении четверти века. Как она изменилась за эти годы в профессиональном отношении?
— Она растет и развивается, как любая хорошая актриса. Но хорошие роли ей почти не предлагают. От многих она, конечно, отказывалась, но ей редко предоставлялась возможность показать свои способности по-настоящему. А ведь она начинала в театре… Вот я и подумал, что сыграть театральную актрису, которой в жизни не очень везло, она сможет лучше многих.
— Зато вас точно невозможно назвать недооцененным. Что вы чувствуете, когда вам вручают очередной приз? Не устали от них?
— Получать их мне нравится, а иметь — безусловно, лучше, чем не иметь. Иногда ты получаешь признание от людей, которые для тебя особенно важны: не скрою, мне было приятно получить «Оскар» от Американской академии. И, конечно, «Золотую пальмовую ветвь». Но, перебирая награды, я никогда не пересматриваю фильмы, за которые они мне достались. Это выводит меня из равновесия: всегда вижу — что-то следовало бы улучшить, а это невозможно.
Досье:
1933 18 августа родился в Париже.
1954 Дебютировал как актер в фильме Анджея Вайды «Поколение».
1962 Снял свой первый фильм, триллер «Нож в воде».
1966 Выиграл «Золотого медведя» в Берлине за фильм «Тупик».
2002 Снял картину «Пианист», за которую получил «Золотую пальмовую ветвь» в Каннах и «Оскар» за режиссуру.
Читайте далее:
