Перед выходом нового сенсационного мультфильма студии Pixar «Головоломка» его создатели, режиссер Пит Доктер и продюсер Джонас Ривера, рассказали Антону Долину, как и почему они взялись за такую неожиданную тему — конфликт эмоций в сознании 11-летней девочки.
Со стороны сам проект «Головоломки» выглядит как неправдоподобно рискованный — он весь построен на визуализации процессов, происходящих в человеческом сознании. Вам вообще долго пришлось доказывать, что вы способны с таким справиться?
Джонас Ривера (на фото справа): У нас в Pixar все так странно устроено, что никому ничего доказывать не надо. Верьте или нет, мы всего лишь показали довольно приблизительный синопсис и несколько скетчей, после чего нам немедленно дали зеленый свет. По большому счету зависело все лично от Джона Лассетера, а он поддержал нас двумя руками. В этом и есть волшебство Pixar: у нас поддерживают самые невероятные идеи.
Пит Доктер: Вы, конечно, не первый спрашиваете нас о рисках. Но ответить-то нечего! Единственный вопрос, которым мы задавались, — это потенциал придуманной нам истории, насколько он велик. А дальше начинаем работать — и все. Никаких расчетов в это не замешано. Да и как просчитать такие вещи?..
Никак, ведь никто до сих пор за подобное не брался. Разве что отчасти в литературе, но не в кинематографе.
Доктер: У нас есть один предшественник: диснеевская старая короткометражка «Разум и эмоции», пропагандистский фильм 1940-х, связанный с агитацией за участие во Второй мировой. Хотя, конечно, о полном метре, действие которого разворачивается в человеческом сознании, до нас никто не задумывался. Насколько мне известно.
Ингмар Бергман однажды назвал Андрея Тарковского величайшим режиссером за его способность свободно путешествовать между мирами реальности и сна или воображения. Кажется, вы в «Головоломке» достигли именно этого.
Доктер: Но при этом мы не руководствовались так называемой «логикой сновидения», которая исключает логику в ее привычном понимании. Наоборот, если можно так выразиться, «Головоломка» реалистична, насколько это возможно. Мы не пытаемся заступить на территорию Дэвида Линча или Дэвида Финчера…
…или современного азиатского кино, которое часто занимается схожими практиками.
Доктер: Именно. У нас нет задачи убаюкать зрителя или ввергнуть его в транс. На лавры Феллини мы тоже не претендуем. Вот смотрите, например, наша героиня видит сон, страшный и странный. Но мы поместили в Центр управления эмоциями ночного дежурного — естественно, это Страх; мы смотрим сон его глазами и через его реакции — «Боже, что это за чушь?» — пытаемся анализировать даже самые абсурдные образы и ассоциации, как-то объясняя их.
Фотография: WDSSPR Disney
Фотография: WDSSPR Disney
Фотография: WDSSPR Disney
Фотография: WDSSPR Disney
Насколько «Головоломка» личный проект для вас? С одной стороны, финальные титры состоят из сотен имен людей, работавших над фильмом. С другой, такая история не могла быть сконструирована, если бы у событий и персонажей не было реальных прототипов, и если они существуют, о них надо спрашивать авторов, то есть вас.
Доктер: Разумеется, здесь много личного, даже интимного, но нашей задачей было рассказать эти истории так, чтобы каждый почувствовал и увидел в них себя. То есть изобразить эдакий коллективный сеанс психотерапии. Взросление — процесс, через который проходит любой человек, хотя многие об этом со временем ухитряются забыть.
Ривера: У меня есть отчетливое воспоминание о том, как я в детстве играю в пластмассовые игрушки — персонажей «Звездных войн». Тогда как раз третий фильм вышел, «Возвращение Джедая». Ко мне подходит мой одноклассник и спрашивает: «Ты что, все еще играешь в это?» Мне вдруг стало стыдно в этом признаваться, и я равнодушным голосом ответил: «Нет, я просто собираю их для коллекции — говорят, они вырастут в цене, это выгодное приобретение». Хотя, разумеется, я просто играл! Помню этот момент отчетливо, как точку невозврата. Взросление — всегда и ложь, и боль, и потери, кто этого не знает?
Доктер: В «Головоломке» много деталей, связанных со мной. Я тоже вырос в Миннесоте, потом переехал с семьей в Сан-Франциско, в точности как Райли из нашего фильма. А потом, когда я был в пятом классе, мои родители на долгое время увезли меня в Данию; я вообще не понимал, на каком свете оказался. Это чувство, вероятно, точнее всего отражало сам процесс взросления.
Но вы оба мальчики, а героиня вашей «Головоломки» — девочка. Почему? Это кивок в сторону «Алисы в Стране чудес» Кэрролла или «Унесенных призраками» Миядзаки?
Доктер: Мы вспоминали и ту, и другую девочку. Но вообще-то я всегда чувствовал себя эмоционально ближе к девочкам, чем к мальчикам. Например, к спорту был безразличен. Ну и много в чем еще. Кроме того, когда я писал сценарий, моей дочери как раз исполнилось одиннадцать. Помню, мы с женой были у психолога, и он сказал: «Нет на свете существ с более сложным эмоциональным устройством, чем девочки с семи до двенадцати лет». Эта фраза запала мне в память и стала основой для фильма. Тогда мы и сказали: «Головоломка» будет историей о девочке.
Как так вышло, что вы свели все эмоции к пяти? Это чистое допущение или результат каких-то психологических исследований? И почему только одна из них однозначно идентифицируется как положительная — Радость, тогда как остальные четыре — Печаль, Брезгливость, Страх и Гнев — обычно считаются негативными?
Доктер: Ученые не пришли к окончательному выводу на тему того, сколько основных эмоций формируют личность. Последнее, что мне доводилось читать на эту тему, — прошлогоднее исследование одного доктора из Глазго, который настаивает, что основных эмоций всего четыре. Любопытно, что гнев и брезгливость, как правило, входят в минимальный список. Но, понимаете, эмоции — это же не сердцебиение, измерить их невозможно. Так что мы говорим только о предположениях. Мы как-то решили, что пять — хорошее число.
Ривера: Нам показалось, что драматургически оно идеально. Хотя мы с самого начала не были уверены в том, какие эмоции выбрать. И, действительно, почему они сплошь негативные?
Доктер: Зато Радость у них главная! Она всех заводит, тащит в бой, придумывает программу на день. И вы заметили? Остальные не пытаются ныть или сопротивляться, они легко и с удовольствием включаются в игру. Не такие уж они негативные в конечном счете.
Фотография: WDSSPR Disney
Фотография: WDSSPR Disney
Фотография: WDSSPR Disney
Фотография: WDSSPR Disney
Вообще, вы разрушаете одну из догм американского кино — по меньшей мере так называемого «семейного», — согласно которой Радость должна быть основой основ, ведущей к неизбежному хеппи-энду. Но у вас Радость едва не приводит к катастрофе!
Доктер: Когда тебе плохо и ты несчастен, есть только один верный способ сделать тебя еще несчастнее: кто-нибудь, кто подойдет к тебе с веселым смехом и будет требовать развеселиться, не кукситься и не вешать нос. Все, что тебе нужно в этот момент на самом деле, — кто-нибудь такой же грустный и несчастный, кто сможет погрустить с тобой за компанию!
Ривера: И вы правы, это американский стиль — на вопрос «Как дела?» непременно отвечать: «Прекрасно!», даже если на душе скребут кошки. А детям мы постоянно говорим: «Не грусти!», что звучит как команда, хотя приказать не грустить — глупость несусветная, это просто не работает.
Существует миф, согласно которому мы используем возможности нашего мозга только на 5% или около того; «Головоломка» навела меня на мысль, что и возможности анимации мы используем лишь в ничтожной степени, а они гораздо богаче.
Доктер: О, с этим не поспоришь. Представьте себе, какие потрясающие фильмы ужасов можно было бы снять с использованием анимации! Все, что нам остается, — это постоянно развивать ее, двигаться вперед и надеяться, что интуитивно удастся открыть новые территории. Кстати, насчет мозга лично я очень сомневаюсь. Где, интересно, скрываются остальные 95% и почему они не задействованы? Боюсь, это ерунда.
Еще одно базисное свойство американского кино — его фокусировка на «рассказывании историй». Но «Головоломка», как показалось мне, и здесь идет дальше, предлагая нечто большее, чем сюжет, — целый мир, глобальную концепцию восприятия окружающей реальности. А сюжет можно парой фраз пересказать.
Доктер: Для меня сюжет неразрывно связан с характером персонажа, с его развитием: одно не существует без другого. Но существует искусство более сложное. Например, то, что умеет Хаяо Миядзаки: взять фрагмент реальности и просто перенести его на экран, не используя это как драматургический элемент. Не знаю, просто люди, которые едят лапшу, — и не оторваться. То, что так здорово делали братья Люмьер в своих фильмах. Раннее кино! Мальчик кормит свою сестру, и это потрясающе — каждый из нас узнает в этом правду, и она трогает нас, задевает, хотя ничего особенного на экране вроде бы не происходит.
Мои дети оба мальчики, они никогда не были ни в Сан-Франциско, ни в Миннесоте, но это не мешало им наслаждаться «Головоломкой».
Ривера: Я всегда вспоминаю «Моего соседа Тоторо» того же Миядзаки. Помните сцену на автобусной остановке? На ней иероглифы, но моим детям никогда не приходило в голову, когда они это смотрели, что действие происходит где-то далеко от них, в другую эпоху или другой стране. «Тоторо» — их самый любимый мультфильм! К этому надо стремиться всем, кто делает анимацию. Вообще, мы делаем все возможное, чтобы сделать наши фильмы интернациональными — чтобы они не базировались на специфически американских реалиях.
Loading player...
Дублированный трейлер «Головоломки»
Анимация — не только развлечение, но и коммуникация, не так ли?
Доктер: Разумеется. В этом весь смысл нашей деятельности. Знаете такого потрясающего виолончелиста-виртуоза — Йо-Йо Ма? Однажды я был на его концерте и был потрясен одним впечатлением: играя, он сообщает что-то своей публике, он общается с ней. Наверное, если бы в зале сидели другие люди, он играл бы иначе и коммуникация была бы другой. Думаю, фильмы — то же самое. Как бы я ни насыщал свои фильмы цветом или спецэффектами, в конечном счете это акт общения со зрителями, которым я пытаюсь передать то, что не способен был бы сказать словами: сложность этого мира, боль и радость взросления. Если мне удалось передать это через визуальные образы, я счастлив, и вы почувствуете это вместе со мной.
Ривера: Все-таки, возвращаясь к вашему вопросу, мы привыкли рассказывать истории. Я восхищен режиссерами, которые способны превратить картину в исследование характера, как это сделал Даррен Аронофски в «Рестлере» или «Черном лебеде». Но нам до этого пока далеко.
Поговорим еще немного о взрослении. В финале «Головоломки» в Пункте управления меняют пульт — девочка растет. То есть психика и сознание взрослого человека, по-вашему, устроены сложнее, чем у подростка?
Доктер: Ребенок — фундамент любого из нас, и, конечно, «острова личности», которые в нашем фильме разрушаются, на самом деле не могут быть уничтожены, они остаются с нами на всю жизнь. Они разрастаются, меняются… Но остаются. Как и эмоции, которые заменяют нам инстинкты: мы не способны, подобно птицам, рождаться со знанием о том, как вить гнездо, мы учимся всему с нуля — дети и взрослые, разница невелика. И разницы между твоим конфликтом с боссом и отношениями с отцом в детстве тоже, в сущности, нет.
Ривера: Вот мы и начали наш сеанс психотерапии!
Напоследок можно ли попросить вас рассказать о самом большом из ваших личных «островов», на которых строится ваше «я»?
Ривера: Мой главный остров — это семья. Думаю, такой остров есть у каждого. Но у меня были и другие важные острова: Диснейленд, например. Поездка туда в детстве определила то, кем я стал.
Доктер: Думаю, хоть это и банально, я скажу то же самое. Или назовем это иначе: остров отношений между людьми. Это самое важное для меня — и в тех фильмах, которые я делал или люблю. Ключевой элемент. Если речь не о вашей собственной семье, то о том, что вам ее заменило. Все равно никто не живет один в лесу, каждый связан с кем-то — или мечтает о подобной связи. Без семьи невозможно. Просто невозможно. Пусть это будут не родные, а друзья…
Даже воображаемые!
Доктер: Например!
А Pixar для вас стал такой семьей?
Ривера: Для меня — буквально, да. Ведь у меня и жена на нашей студии работает. Ну и много для кого еще. Вы видели в конце титров список детей, родившихся у членов съемочной группы за время работы над «Головоломкой»? Там десятки имен!
Доктер: Мы и относимся друг другу как к членам семьи — и ругаемся, и ссоримся, не только уважаем и любим друг друга.
Джон Лассетер в этой семье кто? Символический отец?
Доктер: Это уже звучит странно, опять какой-то психоанализ… Нет, какой он нам отец. Скорее уж — чудаковатый дядюшка.
Теги: кино, Прокат, премьера, Голливуд, Антон Долин, кинокритик, Pixar, критик, обозрение