Гламур и дискурс – это два главных искусства, в которых должен совершенствоваться вампир.
Их сущностью является маскировка и контроль – и, как следствие, власть.
(В. Пелевин)
* * *
Итак, по мере своего становления Голливуд освоил – где методом проб и ошибок, а где применением самых прогрессивных на тот момент психологических методик – создание многоуровневых архетипических матриц, используемых в дальнейшем для массового производства разнообразного киноматериала, пользующегося устойчивым массовым спросом.
Любой фильм, сделанный с использованием одной из этих матриц, будет изначально иметь преимущество перед конкурентом, поскольку голливудская матрица, опирающаяся на самые древние архетипы, вызывает достаточно сильный эмоциональный отклик даже сама по себе,
ещё до того, как сознание начнёт осваивать содержание фильма.
Этот эффект тем сильнее, чем большее количество фильмов создано в этом режиме и чем более широкую аудиторию они охватывают.
В определённом смысле нет разницы между туповатым боевичком, сентиментальной комедией и утончённой психологической драмой – все они работают на закрепление определённого способа восприятия, на форматирование нашего внутреннего смыслового поля, на создание общего направления воздействия смыслов на зрителя – так называемого дискурса.
В различных научных дисциплинах этот термин имеет разное значение, при этом почему-то считается, что слышащий знает, что именно имеет в виду говорящий. Собственно, эта коллизия сама по себе тоже является одним из проявлений дискурса (здесь должен быть смайлик). В общем и целом можно сказать так: дискурс – это воздействие высказывания на слушателя, не обусловленное самим содержанием высказывания.
Известный анекдот про телеграмму (сейчас – СМС-ку) «Папа вышли денег»:
«Нет чтобы написать как человек: "Папа, вышли денег", – нет, он так нагло: "Папа, вышли денег"!»
Это и есть замечательная иллюстрация дискурса в межличностных коммуникациях.
Да-да, ровно то, о чём мы говорили раньше: эвритмия, архетипические движения и жесты, архетипические образы…
Разговор о том, как формировался и изменялся с течением времени дискурс Голливуда, может быть бесконечным.
Придётся сосредоточиться на двух моментах: когда он стал универсален, общепонятен для мировой или, по крайней мере, для европеоцентричной цивилизации? И что нам с этим делать сегодня?
На первый вопрос ответить легко: это был хотя и быстрый, но постепенный процесс, начавшийся с появления в европейском прокате самых первых американских фильмов – то есть, с конца 90-х годов XIX века. Однако до первой мировой войны американский кинематограф не рассматривался европейцами как серьёзное явление, он не выделялся ни количественно, ни качественно – и рассматривался скорее как забавная экзотика; этому взгляду способствовала и основная тематика американских фильмов: индейцы, дикий Запад, эксцентрические комедии.
Зато в 1915 году на фоне падения кинопроизводства во всех европейских странах Голливуд выстрелил – как в количественном, так и в качественном смысле, предъявив две сотни фильмов, и среди них несомненный шедевр Гриффита «Рождение нации» – фильм, по признанию многих киноведов, положивший начало кинематографу как отдельному искусству.
Кстати, этот же фильм стал родоначальником ещё одного американского исторического мифа – о гражданской войне и эмансипации негров.
На протяжении следующего десятилетия Голливуд продолжал держать марку, выдавая несколько сот фильмов в год, среди которых обязательно присутствовали всё новые и новые вершины: «Нетерпимость», «Сломанные побеги», «Малыш», «Безопасность прениже всего!», «Алчность», «Багдадский вор»…
Но окончательный захват европейского рынка произошёл с приходом в кинематограф звука.
Хотя попытки озвучивания фильмов делались ещё в начале века, в массовый прокат эти опыты не попадали по причине сложности и дороговизны звукового оборудования. Настоящего коммерческого успеха первой добилась студия «Уорнер бразерс», выпустив сначала несколько короткометражек-киноконцертов, а затем – полнометражный художественный фильм «Джазовый певец», ставший сенсацией по обе стороны Атлантики. Это произошло в конце 1926 года.
С тех пор за счёт опережающего технического превосходства Голливуд только наращивал своё присутствие на европейском (не в географическом, а в культурном смысле) рынке, в межвоеное время добившись того, что в самых кинематографически развитых странах, Франции и Германии (до середины 30-х), национальные кинематографы сделались нишевыми.
Каков же дискурс американского кино тех десятилетий (напомним, речь идёт о годах очень неровного послевоенного восстановления, социальных бурь, общемирового многофазного экономического кризиса и так далее)?
Можно сказать просто: деятельный оптимизм.
Можно расширить: всё будет хорошо, потому что мир устроен разумно и разумно управляется, а разумность эта состоит в том, что и ты сам должен что-то сделать для улучшения своего положения в мире, и все твои разумные старания будут учтены кем надо и когда надо…
Да-да, очень просто, даже примитивно.
Но это работает – особенно когда не произносится вслух, а преподносится в деталях, интонациях, выражениях лиц, отточенных жестах и расчётливо-неожиданных изгибах сюжета.
И всё это делось в те ходы исключительно для создания конкурентного преимущества и завоевания рынка.
В конечном итоге была создана своего рода Большая Королевская Печать, так конфигурирующая наше сознание, что полноценно мы могли воспринимать только те фильмы, которые создавались по её шаблонам; фильмы же, созданные вне данной традиции, мы либо совсем не воспринимали, либо воспринимали не полностью.
Вы скажете, наверное, что и советский кинематограф пропагандировал оптимизм.
Это так, но пропагандировал он его на текстовом, сознательном уровне.
Если же попытаться обнажить дискурс советского кинематографа 20-40-х годов, то получится что-то вроде «чтобы все стали жить лучше, ты должен умереть».
Вообще тема ритуальной смерти в советском кинематографе до сих пор только обозначена в некоторых работах, но по-настоящему не исследована. Как только Большая Королевская Печать была создана, сразу же начался поиск орехов, которые ею можно было колоть.
Орехи Как уже было сказано, Голливуд родился и развивался под государственной крышей.
Правда, в отличие от привычных нам государственных машин Европы и России/Советского Союза, где достаточно прочно та или иная функция закреплена за той или иной структурой, американский государственный аппарат значительно менее прозрачен – ну или наоборот: прозрачен до такой степени, что рассмотреть детали трудно или даже совсем невозможно.
И где находится узел принятия тех или иных решений, понятно не всегда.
Кто принял решение даже не столько о самом назначении Уильяма Хейса на его пост (ой, извините – выборах Уильяма Хейса на его пост), сколько о границах его полномочий? Как принимал решения сам Хейс, с кем советовался? Nescio nescire, что означает – «не знаем и не узнаем». С точки зрения внешнего наблюдателя, всё происходило естественным ходом вещей.
Но, как писал Генрих Альтшуллер, «лучшая машина – это та, которой нет, а всё делается само собой».
Тридцатые годы. Телевидение сначала отсутствует, потом существует в качестве аттракциона.
Зато кинематограф понемногу начинают подгружать задачами агитационно-пропагандистского толка. Про целенаправленное облагораживание населения в целях привития оптимизма и преодоления трудностей уже было сказано. Про формирование национальных мифов – тоже.
Но помимо этого, перед Голливудом ставились и более утилитарные задачи – скажем, реклама «нового курса» и лично президента Рузвельта, причём реклама как лобовая, так и тонкая, имиджевая. К последней, например, можно отнести фильм «Тайна президента», где Ф. Д. Рузвельт значится как автор идеи. Авантюрная история про то, как некий миллионер сумел исчезнуть, а потом снова возникнуть как совершенно другая личность, но при этом сохранить все свои богатства, держалась на экранах долго – и, понятно, каждый раз напоминал зрителям, что «наш президент существует, и он очень талантливый». Похоже, это был первый случай политического «продакт-плейсмента», где рекламируемым продуктом был действующий президент США.
Другим – негативным – примером политической «заряженности» Голливуда можно считать историю экранизации романа первого американского нобелиата Синклера Льюиса «У нас это невозможно». Сценарий был написан сразу по выходе книги, в 1936 году.
В романе описывались США, где победу в президентской гонке одержал сенатор-популист, пообещавший пожизненную ренту каждому избирателю, и после победы установивший тоталитарный режим, схожий с гитлеровским.
Большинство американцев продолжают поддерживать его. В президенте-фашисте угадывался реально существовавший сенатор Хью Лонг.
Реальный Хью Лонг был действительно популистом, но скорее левого толка; его убили накануне избирательной компании 1936-го года.
Судьба его послужила основой для другого романа: «Вся королевская рать» Р. П. Уоррена.
Фильм находился в производстве, когда Уильям Хейс намекнул директору студии, что в случае выхода ленты на экран у американских прокатчиков возникнут большие проблемы на немецком рынке, и съёмки были остановлены.
Впоследствии делалась не одна попытка экранизировать роман, но ни одна не дошла до стадии производства.
Только в восьмидесятые годы сценарий телесериала по роману был запущен в работу, но уже в процессе съёмок по требованию продюсеров фашистские штурмовики были заменены на коварных пришельцев. Сериал называется «V».
Сейчас снимается и демонстрируется его римейк.
Два этих – даже не самых характерных – примера приведены здесь просто для того, чтобы показать: творчески и экономически независимый кинобизнес США на самом деле с радостью выполняет заказы государства. Надо полагать, это выгодно.
Очень интересным и показательным периодом в развитии Голливуда был период, когда им заинтересовалась Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности. Сама комиссия просуществовала с 1934-го по 1975-й год, но её заинтересованность Голливудом была менее продолжительной: с 1947-го по примерно 1955-56-й.
И хотя КРАД должна была заниматься прежде всего разоблачением пронацистской и профашистской деятельности, запомнилась она борьбой с коммунистическим влиянием – особенно в период активной деятельности другой комиссии, «по правительственным операциям», в которую входил ставший знаменитым сенатор Дж. Маккарти. Совместными усилиями этих комиссий Голливуд был приведён к полному повиновению.
Увы, объём не позволяет рассказать хоть сколько-нибудь подробно о том, как проводился «правёж».
В качестве «характерного жеста» приведу лишь одну цитату из свидетельских показаний сценаристки Айн Рэнд, впоследствии известной писательницы и философа:
«Всё, что внушает людям идею, что жизнь в России хороша, что люди там свободны и счастливы, есть коммунистическая пропаганда. Разве я не права?»
Речь шла о фильме 1942-го года «Песнь о России»…
Вообще показания Рэнд перед КРАД имеет смысл прочитать, поскольку, похоже, на их основе писались и пишутся методички для сценаристов, которым нужно как-то упомянуть СССР или Россию. Нет таких методичек, скажете вы?
Тогда перефразируем Г. С. Альтшуллера:
«Идеальной методичкой является та, которой нет, но всё, что в ней написано, обязательно к исполнению».
Собственно, именно с середины 50-х годов Голливуд можно было считать полностью состоявшимся мегапроектом по обеспечению постоянного доминирования США в мире, созданию Pax Americana.
Он обладал как механизмами форматирования восприятия зрителя, так и стройной идеологической надстройкой.
Все части машины были выверены, подогнаны и хорошо смазаны. В таком виде он благополучно просуществовал до наших дней, поучаствовав как в славных внутриполитических мероприятиях по установлению «великого общества», ликвидации расовой сегрегации, внедрению экологического мышления, равенства полов, политкорректности (и не надо кривых улыбочек: по замыслу это очень правильная вещь),
так и в политике внешней: Голливуд доблестно повоевал на своём участке фронта «холодной войны», расширил «американский миф» на всю обитаемую Вселенную и окончательно похоронил все остальные кинематографии, оставив им в лучшем случае роль «региональных» – как, скажем, индийской или нигерийской.
Он заставил огромные массы людей воспринимать окружающую действительность через свои «светофильтры» и сравнивать происходящее не с другим происходящим и не с прочитанным, а с тем, что показывали в кинозале.
В руках Голливуда оказался рычаг управления самой реальностью, ибо реальность мы постигаем только через сравнение…
Промежуточные итоги Примем как данность, что для массового зрителя существует только голливудский формат, и всё, что создаётся вне этого формата, либо не воспринимается совсем, либо воспринимается в искажённой форме.
По этой причине идеи, заложенные в не-голливудских фильмах, зрителями не воспринимаются.
Что есть в голливудских фильмах такого, чего нет в, скажем, советских и российских?
Пойдём от обратного. Не знаю, кто автор этих наблюдений, но он весьма точен, хотя и язвителен:
«Семь особенностей русского фильма (Руководство для нерусских зрителей)
1. Содержанием большинства русских фильмов является не рассказываемая история,
но некая философская, этическая либо социальная проблема (так называемая "идея" ),
обсуждение либо обдумывание которой должно быть инспирировано просмотром фильма.
Отсутствие "идеи" – прерогатива зарубежной кинопродукции и русских фильмов на темы зарубежной жизни.
2. Русским фильмам свойственен медленный ритм и наличие долгих медитативных сцен, которые можно пропустить без ущерба для понимания сюжета. Маркером таких сцен служит протяжная музыка, при начале которой можно отвести глаза от экрана.
3. Сюжет русского фильма обычно становится понятен ближе к финалу. Не пытайтесь предугадать его развитие или понять логику поступков персонажей: русские режиссёры отдают предпочтение сценариям, которые не позволяют этого сделать.
4. Хорошие парни в русском фильме обычно некрасивы, иногда даже уродливы.
Хорошие девушки имеют бедную мимику и редко улыбаются.
Отрицательные герои, напротив, чаще всего симпатичны, говорят выразительно, имеют богатую мимику.
5. Даже если фильм заявлен как комедия, в нём может быть много печального.
Даже если фильм заявлен как драма, в нём может быть достаточно комических реплик и сцен.
Отсутствие жанровой чистоты – предмет особой гордости русских режиссёров, намеренно смешивающих несовместимые стили и жанры.
6. Текст в русских фильмах обычно более насыщен, чем видеоряд, и требует самого пристального внимания.
Очень мало "проходных" реплик, весь текст работает на развитие сюжета.
Фабулу фильма легко понять при отключенном изображении и практически невозможно при отключенном звуке.
7. В русском фильме редко бывает счастливый финал.
Даже в комедии нередок финал печальный или двусмысленный; нередок также так называемый "открытый финал", не разрешающий основного конфликта и заставляющий надеяться на сиквел (которого, как правило, не случается)».
Итак, мы видим, что основных компонентов, позволяющих выходить на ринг против Голливуда, у отечественного кинематографа нет.
Нет школы построения сюжета. Попытки создать «голливудский сюжет» идут от внешнего, без изучения глубинной его структуры и настоящих «пружин и шестерёнок», и поэтому получаются подражательскими, а значит жалкими. Традиционный «русский» сюжет, идущий от театра, плохо встраивается в современный кинематограф.
Нет актёрской школы. Совсем.
У пятидесятилетних ещё остаются какие-то ошмётки системы Станиславского, у более молодых нет и этого.
Это притом, что актёрская профессия всё ещё очень популярна, и конкурс во ВГИК огромен.
Однако на выходе вместо актёров получается аморфная масса.
Обратим внимание, что Голливуд сам готовит актёров – в школах при студиях и на краткосрочных курсах.
Однако эффект, как видим, совсем другой.
И, наконец, традиционный советско-российский диктат режиссёра, который или художник, который «так видит», или невежественный ремесленник, не знающий азов своего ремесла.
Приговор ли это?
И да, и – как ни странно – нет.
Потому что Голливуд, завоевавший и покоривший мир,
вдруг обнаружил, что что-то пошло не так и что реальностью уже управляет кто-то другой.
И этот кто-то – его же детище, мелкое и неразумное.
Я думаю, вы уже догадались, что речь идёт о телесериалах.
Будем ли мы о них говорить в этом же ключе?
Обязательно, но немного погодя.
Вот покажут четвёртый сезон «Родины»…